в неизвестном направлении. Пётр подкатился к пистолету, обронённому верзилой, и вышвырнул его за пределы мастерской.

— А ведь я предупреждал, что мне терять нечего, — произнёс Пётр и выкатился из помещения, закрыв за собой дверь на ключ, который торчал в замке. С пистолетом Пётр поступил, как и в первом случае, зашвырнув его подальше. Мастерская была на первом этаже, и ему не составило большого труда попасть на улицу.

Но не успел он проехать и нескольких метров, как ко входу подрулил автомобиль и из него вышел Эдуард Львович. Заметив Петра, он окликнул его:

— Капитан, а ну-ка рули сюда.

Пётр сжал зубы, поняв, что приключения кота Леопольда ещё не закончились.

— Куда это ты собрался спозаранку и без сопровождающих нянечек?

Пётр молча протянул лист бумаги, подписанный Петром Палычем, и тихо произнёс:

— Вот, мне вольную дали.

— Ага, — с ухмылкой произнёс хозяин фирмы, прочитав бумагу. — Где Палыч?

— В мастерской, — убитым голосом произнёс Пётр. — Он там за мной прибирает.

— Будь здесь, — произнёс Эдуард Львович и зашёл в подъезд.

Ослушаться его было смерти подобно, потому что он мог разыскать беглеца хоть в Аргентине. И Пётр терпеливо стал ожидать его, как ожидают подсудимые вердикта судьи.

По дороге в мастерскую Эдуард Львович наткнулся на пистолет, выброшенный Петром. Подняв его и немного постояв в растерянности, Эдуард Львович осторожно открыл ключом дверь в мастерскую. Зайдя в полумрак помещения, он, как и второй мордоворот, пришёл в замешательство и недоумение.

— Это что за цирк? Я тебя спрашиваю, клоун с куклой!

— Он прострелил мне ладонь, — чуть не плача произнёс второй мучитель Петра, тряся перед собой рукой, замотанной в белую тряпку, сквозь которую просачивалась кровь.

— Так. А тебя, Палыч, кто прибил к потолку?

— Квазимодо! Это всё он, скотина! Он принудил меня подписать, — кривясь от боли, произнёс Палыч еле шевелящимися губами. — Шеф, снимите меня, мне очень больно.

— Бедненькие вы мои! — качая головой, произнёс шеф. — Как же над вами, над двумя здоровыми идиотами, поиздевался и надругался этот злодей без рук, без ног.

И, не выдержав, шеф разразился громким смехом. Успокоившись, он вытер слёзы, выступившие от смеха, и заметил:

— Ну, капитан, посмешил от души. А вы заслужили это. Вам даже младенца нельзя доверить. Подумать только, я полагал, что вы его уже подготовили, а выходит, это он вас, долбоё… подготовил. Вот только к чему? По-видимому, к цирку. А чем не цирковой номер, а? Одному раздолбаю за двадцать метров попадают в ладонь из пистолета. Другого раздолбая приколачивают за волосы к потолку. Ну чем не цирк?

И шеф вновь расхохотался.

— Да, видать, достали вы его, коль даже калека возмутился. Вы хоть раз видели или слышали, чтоб я калеку ударил или бранным словом обозвал? А вы, долбаки, небось каждый день избивали его и последнюю копеечку у юродивого отнимали? Ах, бессовестные! Вот и получили на пряники от калики-воина. Ладно. Ты давай дуй к фельдшеру, Николаю Порфирьевичу, — обратился шеф к раненному в руку. — Он тебе окажет помощь. Только не вздумай соваться в поликлинику с огнестрельной раной.

Затем, когда тот выскочил из помещения мастерской, шеф повернулся к Палычу:

— Запомни, Палыч, неприлично копировать своего начальника, это некрасиво. А ты перестарался — отрастил себе длинную косу, вот тебя и намотали на штырь. Так что сам виноват. Надо бы подстричь тебя.

И маленький человек разрядил всю обойму в волосы Палыча. Тот с грохотом свалился на пол. На штыре осталась окровавленная часть скальпа.

Перешагнув через стонущего Палыча, Эдуард Львович произнёс:

— Вызову тебе «скорую». Скажешь, что попал волосами в токарный станок, такое иногда случается с нерадивыми учениками.

И, сплюнув на пол, шеф вышел на улицу.

Там его покорно ожидал капитан Дарьянов, скорбно склонив голову. Хозяин фирмы подошёл к коляске и положил ему на ноги листок, подписанный Петром Палычем.

— Возьми, ты это заслужил. На эти деньги можно приобрести приличные протезы и сделать пластическую операцию на лице, — произнёс Эдуард Львович. — Поезжай, что толку держать тебя, всё равно ускользнёшь, как змея. Твоё счастье, а моё несчастье в том, что я уважаю достойных противников, у которых хоть чему-то можно поучиться, не то что у этих безмозглых раздолбаев, лизоблюдов.

Далее он зло проговорил:

— А теперь, капитан, катись на все четыре стороны и больше никогда не становись мне поперёк дороги.

— Прощайте, Эдуард Львович, — кивнул Пётр.

— Ты ещё честь отдай, — саркастически скривился Эдуард Львович и, развернувшись, направился в своё заведение.

Перед входом он обернулся и грустно бросил вслед удаляющемуся Петру:

— Жаль, капитан, нам нужны такие люди. Всё же не стоило тебя отпускать. Чует моё сердце, что в недалёком будущем мы окажемся по разные стороны баррикад. Впрочем, я умею держать слово, а иначе продолжал бы работать инженеришкой на девяносто рублей в месяц.

А Пётр медленно катился по широкому тротуару, чувствуя себя заново рождённым. Уже в который раз.

Глава 19

Благодаря бескорыстной помощи многочисленных прохожих Пётр в этот же день был на вещевом рынке, куда его совсем недавно принудительно привозили его мучители. Пётр изъездил рынок вдоль и поперёк, но своей Мариночки под псевдонимом Миша так и не обнаружил. Отчаявшись, он вспомнил, что один из его мучителей называл какую-то женщину по кличке «подпольщица». Это ускорило поиски, и за немалую сумму денег он узнал её адрес у одной торговки, которая горячо просила не выдавать её. Зинки-подпольщицы на месте не оказалось, тем не менее у соседей он узнал адрес детского дома в Лианозове. У Петра ёкало сердце от ожидания скорого свидания с дочерью, и его, как на крыльях, несло к приюту. Не прошло и часа, как Пётр «сошёл» с электрички на станции Лианозово. Разузнав, где находится детский дом, Пётр быстро покатился в ту сторону.

— Опоздал, милок, опоздал, — прямо с порога сообщила ему заведующая приютом. — Я не хотела отдавать девочку. Да уж больно знатные и состоятельные люди её забрали. К тому же с милицией и какой-то социальной опекой приходили, разрази их нечистая. Кроме того, деньги сунули, в иностранной валюте.

— Чтоб вы все подавились этими деньгами!!! — чуть не плача проговорил отчаявшийся Пётр. — Понимаешь, бабка, это моя дочь, которую я давно разыскиваю, и ты мне должна помочь, а иначе я разнесу твой вертеп к чертям собачьим! Как можно наживаться на детях, а? Тебе, старой ведьме, зачем нужны эти проклятые деньги, а?

Пётр не в меру разошёлся. Он раскраснелся, а глаза его чуть не вылезли из орбит. Он готов был убить старуху, отнявшую у него